Ведьмин Кут - Елена Воздвиженская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грозовые человечки
– Ты ж гляди, девка, во время грозы простоволосая не ходи, не то заберётся анчутка в твои косы, чтобы от грозы схорониться, опосля не отвяжешься. Они молню ох, как боятся. Едва первый гром прогремит, тут же укрытье ищут, ить то сам Илья-пророк по небу на огненной колеснице катается, да бесов молней попаляет, сжигает их небесным огнём. Так ты голову-то платком покрывай, да гляди, не вздумай причёсываться в грозу, не то забьёт тебя насмерть.
Бабушка ходила по избе, переворачивая всю посуду кверху дном, и попутно поучая младшую свою внучку Глашу. За окнами бушевала гроза, налетевшая как-то разом, нежданно и мгновенно, невесть откуда. Только что было ясное небо, солнце светило вовсю, и вмиг вдруг наползли с Гнилого угла кудлатые чёрные тучи, с белыми пенными оборками, в брюхатых чревах которых то и дело вспыхивали яркие холодные молнии. Подул ветер, разметал сено, что сушилось у двора, закачал липы и берёзы, росшие под окнами деревенских домишек, загнал под навес птиц. Дворовые собаки робко выглядывали из конуры, поводя носом влажный воздух. Запахло близким дождём. Босоногие ребятишки разбежались по домам, окликаемые своими бабками и матушками. И вот уже прогрохотал первый раскатистый гром, прокатился от края до края небесного свода и замер. На миг наступило затишье, что бывает перед бурею, и вдруг разразилось грохотом и вспышками, и хлынул ливень, глухой стеной укрыв избу от всего мира.
Глашка смотрела с одновременным восхищением и испугом в окно, пока не заметила её бабка Лукерья, не прикрикнула:
– Ты чаво тут расселась?
Она схватила внучку за плечо и усадила на лавку, а сама задёрнула плотно занавески.
– Однажды Манька вот эдак-то глядела в окошко, за грозой, дивно ей было, да шаровую и притянула. Вмиг молня сквозь стекло прошла, аж дыру оставила, да в избу влетела, по полу прокатилась, тут же всё огнём занялось, а Манька сознанья лишилась, насилу в чувство её привели опосля, когда из пожара-то вынесли. И изба сгорела.
– Бабуся, – Глашка следовала за бабкой по пятам, а та крестила окна, двери и устье печи, – А ты начто печку крестишь тоже?
– Дак как же? – та всплеснула руками, – Черти от грозы прятаться станут, в печну трубу залетят, после в доме останутся. Неча им тут делать.
Гром разразился с такой силой, что Глашка втянула голову в плечи и зажмурилась, ей показалось, что изба их треснула пополам, раскатилась по брёвнышку. Приоткрыв один глаз, она огляделась – да вроде ничего, цело всё кругом.
– Бабуся, а молния крышу не расколет?
– Не расколет, на чердаке-то у нас громовая стрела есть.
– Это что, бабуня? – Глашка забралась с ногами к бабушке, сидевшей на постели, под бок, и прижалась к ней, та укрыла её своей шалью, обняла.
– А это камушек такой, чёртовым пальцем его кличут, он и вправду на палец похож, длинной такой, острый, будто с когтем.
– А нас он не защекочет?
– Кто? Камень-то? Не-е, не боись. Он только молню отводит от дома, чтоб не попала.
– Бабуня, а ты боишься грозы?
– Малость-то боюсь, хоть и приметы соблюдаю. Оно ведь как, ладноть если в избе. А ну, как в поле застанет, али в дороге? Там-то, конечно, боязно мне. Ну, да на всё воля Божья, а не боятся ничего только дураки. Молня-то ишшо ладно, а вот грозовых человечков и я боюсь шибко, не дай Бог с имя повстречаться.
– Бабуся, а это кто такие? – Глашка с любопытством воззрилась на бабушку, – Расскажи!
За окном снова полыхнула молния, громыхнуло, и ливень застучал по окну ещё шибче, в избе совсем стало тёмно, как поздним вечером. Ветер завыл в печной трубе, будто зимой, когда гудят на улице вьюги да метели.
– Али не сказывала я тебе про них?
– Нет, бабуня, – покачала головою Глашка.
Бабушка задумалась о чём-то, и Глашке показалось, что она задремала, но та вдруг начала рассказ:
– Бают люди, что в сильную грозу, как вот нынче, тьфу-тьфу, не к месту будь помянуты, – бабушка перекрестилась, и продолжила, – Можно повстречаться с грозовыми человечками. Откуда они берутся, того не знаю, разное говорят, кто бает, что они из-под земли выходят, дескать, из тех мест, куда молня ударит. Другие бают, что спускаются они из тучи, в которой носятся они по белому свету над всею землёю. Зимой де они спят, и встретить их невозможно. А с первым весенним громом просыпаются они, и уж тогда надо быть начеку – окружат, запляшут, да с собой и утащут, коли не будет при тебе надёжного средства супротив их.
– Что за средство?
– Есть одно, да не так просто его добыть. А сделать нужно вот что, коли услышишь когда плач в пустой избе, а это маленький домовчонок плачет, то нужно скорее то место белым платком накрыть. Домовиха тогда своего домовчонка не сможет увидеть, и станет тебя умолять показать его, снять платок. Вот тогда надо просить у неё монету заговорённую. Та монета от любой нечисти хранит человека, и от грозовых человечков тоже.
– Ну-у-у, бабуся, – протянула Глашка, – Ведь то сказки, небось.
– Сказки не сказки, а народ зря не скажет, раньше люди много чего ведали, оттого и в ладу с природой жили, и с духами всяческими. Нынче же все грамотны шибко, это конечно хорошо, да только забывают люди мудрость предков своих, а она порой, ой, как нужна.
– Бабуся, а у тебя такая монетка есть?
– Может и есть.
– А покажи!
– Вот большая станешь, я тебе её подарю, станешь её хранить при себе, а она тебя от любого зла сбережёт.
– Бабуня, а может они не злые вовсе?
– Кто?
– Да человечки те?
– Тьфу ты, – отмахнулась бабка, – Да како от их добро? Уносят они человека неведомо куда.
– Откуда же это другие люди тогда знают, ежели они всех уносят?
– Видали, знать.
– Вот бы на них поглядеть, – мечтательно произнесла Глашка.
– Тьфу-тьфу-тьфу, – сплюнула бабушка, – На кой ляд они тебе?
– Да так, любопытно.
– И думать забудь, – ответила бабушка, – Ишь, чего выдумала.
– Бабуня, я есть хочу, – заявила вдруг Глашка.
– Ишшо чего, йисть в грозу. Обожди, вот успокоится малость, – бабушка прислушалась, – Вроде затихает ужо.
Гроза и правда уже рокотала на другом краю неба, доносясь глухим ворчанием и отголосками ненастья, ливень прекратился и дождь пошёл ровно и спокойно.
Бабушка выглянула во двор:
– Ну, теперь на всю ночь зарядил, солнце село. Ладно, можно и поужинать теперь, а там и спать скоро.
***
Глаша возвращалась с покоса вместе с остальными односельчанами, неся на плече грабли, уверенно ступая по сухой потрескавшейся дороге. Жаркое нынче лето, ни одного дождичка. Хоть бы самую малость окапал, но нет. Она взглянула на небо – ни облачка. Солнце садится за реку. Вздохнула. Сейчас придёт домой, накормит ребятишек, мужа, да спать ляжет, завтра снова на работу, кому куда. Муж Михаил – лес сплавлять по реке, она – на покос, ребятишки – сын Иван да дочка Луша, которую назвала она в честь своей горячо любимой бабушки, что давно почила уже, по дому будут управляться. Родителей у Глаши рано не стало, бабушка её и воспитала, жили они с ней ладно да дружно, душа в душу. А как вышла Глаша замуж за Михаила, так и померла бабушка в тот же год, ровно успокоилась, что теперь её внученька одна не останется.
С мужем Глаша хорошо жили, случались, конечно, промеж них и разлад и ссоры, как без того, живые люди, да только редко. Муж
